Если вы обладаете любой информацией о совершенных или готовящихся терактах, просьба обращаться в ФСБ России по телефонам:
+7 (495) 224-22-22 8 (800) 224-22-22
Для получения информации о порядке выезда из Российской Федерации и въезда в Российскую Федерацию российских и иностранных граждан (лиц без гражданства), выдачи пропусков для въезда (прохода) лиц и транспортных средств в пограничную зону, выдачи разрешения на неоднократное пересечение иностранными судами государственной границы Российской Федерации на море обращаться в ВЕБ-ПРИЕМНУЮ ФСБ России
Для получения справочной информации обращаться в ПОГРАНИЧНЫЕ ОРГАНЫ
Для получения справочной информации обращаться в ПОГРАНИЧНЫЕ ОРГАНЫ
СМЕРЧ ПО ИМЕНИ СМЕРШ
25.04.2003
"Московский комсомолец" (Москва).
На прошлой неделе самой загадочной советской спецслужбе исполнилось 60 лет. Даже в названии ее есть что-то детективно-зловещее: Смерш - смерть шпионам. Так в 43-м году повелел назвать военную контрразведку лично товарищ Сталин... О Смерше написано много. Самого разного. Одни воспевают героику чекистских будней (достаточно вспомнить хрестоматийный "Момент истины" Богомолова). Другие - обвиняют Смерш в расстрелах и пытках... А истина, как водится, лежит посередине. Было все: и героизм, и блестящие операции. Репрессии и лагеря... Две трети своей жизни генерал-майор Леонид Иванов проработал в особых отделах. Прошел всю войну. Был уполномоченным Смерша, начальником отделения. О том, как воевал он, лучше всего свидетельствуют его награды: девять боевых орденов, две контузии... У Иванова - свое видение. Генерал имеет на это право. Он заработал его не в тиши архивов и кабинетов: на фронте. В окопах. Собственной кровью...
ИЗ ДОСЬЕ:
Главные управления контрразведки Смерш Наркоматов обороны и ВМФ были созданы в апреле 1943 г. по инициативе Сталина. С этого момента военные контрразведчики становятся полноправными офицерами РККА, ведь традиционно они входили в систему НКВД. По замыслу Сталина, такая перестройка должна была снизить межведомственные распри, Как и военная контрразведка, Смерш занимался контршпионажем, зафронтовой разведкой, борьбой с воинскими и должностными преступлениями. После победы, в мае 46-го, Смерш был ликвидирован, а его функции отошли назад к Лубянке.
"ИНТЕРНАЦИОНАЛ" ИЗ СКАЗКИ
С самого начала я знал, что меня убьют. Не знал только когда. Осенью? Вроде и неохота валяться в грязи. Весной? Солнышко светит, травка: тоже не с руки... Это ж только в фильмах показывают гробы, оркестры.
Какие гробы! Похоронные команды по переднему краю ползали. Соберут руки-ноги, тут же яму выроют. Иной раз не разберешь, где наши, где немцы.
...Сейчас о Смерше пишут всякую чушь. Дескать, мы и не воевали. Только в тылу сидели, пьянствовали и с бабами развлекались.
Я, когда пришел уполномоченным в батальон, на знаменитых Ак-Монайских позициях, был по счету четвертым. Троих предшественников моих убили. Ведь в первые годы смершевец наравне с комиссаром должен был вести бойцов в атаку. А если погибнет командир - брать руководство на себя.
...Керчь - многострадальный город. Два раза его сдавали, два раза отбивали. Самая страшная мясорубка пришлась на май 42-го. Немцы прорвали фронт. Поднялась паника. Все устремились к Керченскому проливу - там было единственное спасение.
А фашист прижимает: идет на нас, его уже видно. Кто стреляется, кто петлицы срывает, кто партбилет выбрасывает.
Я и сам, грешным делом, решил, что пришла моя смерть. В плен попадать нельзя. Один только выход - стреляться. Нашел валун поприземистей, присел. Достал уже пистолет, и вдруг - какой-то моряк. Видно, выпивши. "Братцы! - орет. - Отгоним гадов!"
Никто бы на это и внимания не обратил, но откуда-то, словно в сказке, зазвучал "Интернационал". И верите - люди поднялись. Здоровые, раненые - бросились в атаку, отбросили фашистов на 5 - 6 километров...
Видно, судьбой было предначертано выжить. Хотя всю войну прошел
Какие гробы! Похоронные команды по переднему краю ползали. Соберут руки-ноги, тут же яму выроют. Иной раз не разберешь, где наши, где немцы.
...Сейчас о Смерше пишут всякую чушь. Дескать, мы и не воевали. Только в тылу сидели, пьянствовали и с бабами развлекались.
Я, когда пришел уполномоченным в батальон, на знаменитых Ак-Монайских позициях, был по счету четвертым. Троих предшественников моих убили. Ведь в первые годы смершевец наравне с комиссаром должен был вести бойцов в атаку. А если погибнет командир - брать руководство на себя.
...Керчь - многострадальный город. Два раза его сдавали, два раза отбивали. Самая страшная мясорубка пришлась на май 42-го. Немцы прорвали фронт. Поднялась паника. Все устремились к Керченскому проливу - там было единственное спасение.
А фашист прижимает: идет на нас, его уже видно. Кто стреляется, кто петлицы срывает, кто партбилет выбрасывает.
Я и сам, грешным делом, решил, что пришла моя смерть. В плен попадать нельзя. Один только выход - стреляться. Нашел валун поприземистей, присел. Достал уже пистолет, и вдруг - какой-то моряк. Видно, выпивши. "Братцы! - орет. - Отгоним гадов!"
Никто бы на это и внимания не обратил, но откуда-то, словно в сказке, зазвучал "Интернационал". И верите - люди поднялись. Здоровые, раненые - бросились в атаку, отбросили фашистов на 5 - 6 километров...
Видно, судьбой было предначертано выжить. Хотя всю войну прошел
КРОВАВОЕ "ГОЛОЛОСОВАНИЕ"
...с первой минуты и до последней. Первый бой принял на границе с Румынией, точно как в песне: 22 июня, ровно в 4 часа.
Еще страна не знала о нападении, а мы уже вместе с пограничниками обороняли заставу.
Тяжелее всего было в первый год, пока отступали. Боевой дух падал. Многие убегали к врагу. Бывало даже, что и командиров убивали, уходили целыми подразделениями. Чаще всего случалось это, когда в одном взводе оказывались земляки. Им проще было договориться. Но мы за этим следили. Если выявляли земляческую группу, разбрасывали людей по разным частям...
Ежедневно командованию докладывались сводки: кто неблагонадежен, где какой настрой. Естественно, для этого нужна была агентура. За всю войну не было у меня случая, чтобы солдат отказался от сотрудничества.
Куда сложнее было поддерживать с агентурой связь. После ужина покемаришь часок-другой. А среди ночи вскакиваешь - и на передовую...
В декабре 44-го командарм 5-й Ударной Берзарин поставил мне задачу: не допустить случаев измены. Готовилось мощное наступление на Варшавско-Берлинском направлении.
Почти месяц я находился на передовой. С заданием справился. За эту работу (и за личное разоблачение агентов абвера) Берзарин наградил меня орденом Красного Знамени.
Хороший был генерал, простой. Не в пример другим, заботился о солдатах, да и к нам относился отменно, хотя перед войной успел посидеть.
Он потом стал первым комендантом Берлина. Жалко только, погиб по глупости. Очень любил гонять на мотоцикле. А город-то весь разбит: ни дорог, ни светофоров. Выскочил на поворот - а там "Студебеккер"...
Еще много хлопот доставляли нам членовредители. Какие только ухищрения не придумывали они, чтобы оставить фронт. Простреливали, например, конечности через флягу с водой или мокрое полотенце: тогда следов от пороха не видно. Или в бою поднимали руку над окопом: мы называли это "голосованием".
Один случай запомнился мне очень хорошо. Перед атакой боец подошел к сержанту. "Если не прострелишь руку - перебегу на ту сторону". Сержант выстрелил ему в голову. Потом явился с повинной. Его простили...
Членовредители и дезертиры действовали на солдат разлагающе. Потому-то в экстремальных случаях мы имели право расстрела...
Еще страна не знала о нападении, а мы уже вместе с пограничниками обороняли заставу.
Тяжелее всего было в первый год, пока отступали. Боевой дух падал. Многие убегали к врагу. Бывало даже, что и командиров убивали, уходили целыми подразделениями. Чаще всего случалось это, когда в одном взводе оказывались земляки. Им проще было договориться. Но мы за этим следили. Если выявляли земляческую группу, разбрасывали людей по разным частям...
Ежедневно командованию докладывались сводки: кто неблагонадежен, где какой настрой. Естественно, для этого нужна была агентура. За всю войну не было у меня случая, чтобы солдат отказался от сотрудничества.
Куда сложнее было поддерживать с агентурой связь. После ужина покемаришь часок-другой. А среди ночи вскакиваешь - и на передовую...
В декабре 44-го командарм 5-й Ударной Берзарин поставил мне задачу: не допустить случаев измены. Готовилось мощное наступление на Варшавско-Берлинском направлении.
Почти месяц я находился на передовой. С заданием справился. За эту работу (и за личное разоблачение агентов абвера) Берзарин наградил меня орденом Красного Знамени.
Хороший был генерал, простой. Не в пример другим, заботился о солдатах, да и к нам относился отменно, хотя перед войной успел посидеть.
Он потом стал первым комендантом Берлина. Жалко только, погиб по глупости. Очень любил гонять на мотоцикле. А город-то весь разбит: ни дорог, ни светофоров. Выскочил на поворот - а там "Студебеккер"...
Еще много хлопот доставляли нам членовредители. Какие только ухищрения не придумывали они, чтобы оставить фронт. Простреливали, например, конечности через флягу с водой или мокрое полотенце: тогда следов от пороха не видно. Или в бою поднимали руку над окопом: мы называли это "голосованием".
Один случай запомнился мне очень хорошо. Перед атакой боец подошел к сержанту. "Если не прострелишь руку - перебегу на ту сторону". Сержант выстрелил ему в голову. Потом явился с повинной. Его простили...
Членовредители и дезертиры действовали на солдат разлагающе. Потому-то в экстремальных случаях мы имели право расстрела...
ФАЛЬШИВЫЙ ПОЛКОВНИК
Но за всю войну я ни разу им не воспользовался. Даже наоборот.
В мае 42-го на Крымском фронте я организовал переправу раненых на Кубанский берег. Это было ужасающее зрелище.
У воды скопились тысячи солдат. Суматоха, никакого управления. Каждый сам за себя. Море заполнено нашими трупами: почему-то все они в вертикальном положении, и на волнах кажется, будто покойники маршируют.
А переправа - одна: с узкого пирса. Толпа напирает. Мы вместе с двумя особистами еле сдерживаем ее. В рыбацкие шхуны сажаем только раненых.
И тут сквозь толпу к пирсу прорываются четверо кавказцев. Над головами у них - носилки с каким-то полковником. "Пропустите, это раненый командир дивизии!"
Что-то кольнуло у меня внутри. Приказываю: положить носилки на пирс, развязать бинты. И точно: никакого ранения нет.
"Расстрелять", - загудела толпа. По лицам солдат видно, что, оставь я полковника в живых, меня убьют самого. Что делать? Достаю пистолет. В тот момент вид у меня был, наверное, жуткий: небритый, оборванный. Я не спал и не ел уже несколько суток; спасался лишь спиртом из фляги.
И на моих глазах полковник мгновенно седеет. За какие-то секунды его черные волосы становятся белыми. И я его пожалел.
"Слушай, - шепчу, - я буду стрелять мимо, но ты падай в воду, как будто убит. Если повезет - выберешься".
...21 мая все было кончено. Немцы взяли Керчь. Сотни тысяч солдат остались в плену. Сам я спасся чудом: на последней шхуне.
Пока плыли, почти все, кто был на борту, погибли: немцы били прицельно. Только пришвартовались, замертво упал на песок...
В мае 42-го на Крымском фронте я организовал переправу раненых на Кубанский берег. Это было ужасающее зрелище.
У воды скопились тысячи солдат. Суматоха, никакого управления. Каждый сам за себя. Море заполнено нашими трупами: почему-то все они в вертикальном положении, и на волнах кажется, будто покойники маршируют.
А переправа - одна: с узкого пирса. Толпа напирает. Мы вместе с двумя особистами еле сдерживаем ее. В рыбацкие шхуны сажаем только раненых.
И тут сквозь толпу к пирсу прорываются четверо кавказцев. Над головами у них - носилки с каким-то полковником. "Пропустите, это раненый командир дивизии!"
Что-то кольнуло у меня внутри. Приказываю: положить носилки на пирс, развязать бинты. И точно: никакого ранения нет.
"Расстрелять", - загудела толпа. По лицам солдат видно, что, оставь я полковника в живых, меня убьют самого. Что делать? Достаю пистолет. В тот момент вид у меня был, наверное, жуткий: небритый, оборванный. Я не спал и не ел уже несколько суток; спасался лишь спиртом из фляги.
И на моих глазах полковник мгновенно седеет. За какие-то секунды его черные волосы становятся белыми. И я его пожалел.
"Слушай, - шепчу, - я буду стрелять мимо, но ты падай в воду, как будто убит. Если повезет - выберешься".
...21 мая все было кончено. Немцы взяли Керчь. Сотни тысяч солдат остались в плену. Сам я спасся чудом: на последней шхуне.
Пока плыли, почти все, кто был на борту, погибли: немцы били прицельно. Только пришвартовались, замертво упал на песок...
СПАСИТЕЛЬНАЯ РЖАВЧИНА
...и отключился. Проснулся лишь на другие сутки. Кое-как добрался до Краснодара. Получил новое назначение: старшим уполномоченным 51-й армии, в Ростов. Это как раз после сдачи Ростова и Новочеркасска и появился знаменитый приказ Сталина "Ни шагу назад". Начали создаваться заградотряды, штрафбаты. Это был тяжелый, но объективно необходимый приказ.
О заградотрядах говорят сейчас немало. Самое расхожее обвинение: Смерш и заградотряды стреляли в спину нашим солдатам.
Не могу отвечать за все фронты, но на моей памяти такого не было. Заградотряд использовали мы в основном для поисков диверсантов и шпионов. Борьба с немецкой разведкой - это же была основная наша задача.
Уже после войны, когда я работал в аппарате КГБ, имел доступ к особой папке. Кое-что даже выписал себе на память. За годы войны Смерш разоблачил 30 тысяч шпионов, 3, 5 тысячи диверсантов, 6 тысяч террористов. Только в период обороны Москвы чекисты задержали 50 развед-диверсионных групп.
Абвер был сильным противником. Хотя поначалу действовали немцы довольно грубо. Недостатка в людях у них не было. Забрасывали агентуру массово, без подготовки. Легенды давали примитивные, документы прикрытия - слабые (а то и не давали вовсе).
Но потом абвер учел свои ошибки. Стали создаваться специальные разведшколы. Агентуру начали подбирать выборочно.
Эти перемены мы почувствовали сразу. Смерш же ведал и зафронтовой разведкой. Были специальные отделы, которые организовывали заброску в тыл противника, внедряли агентуру в немецкие разведшколы.
Потом, по возвращении, эти люди очень здорово нам помогали. С их помощью мы разоблачили множество вражеских диверсантов. Вместе с оперативниками они объезжали станции, места массового скопления: опознавали тех, с кем учились в разведшколах. Были и специальные книги розыска, куда заносили данные обо всех известных агентах абвера.
Ну и, конечно, большое значение имели меры предосторожности. Регулярно во всех документах менялись зашифрованные метки. Немцы просто не успевали угнаться за нами. Странное дело: при всей своей скрупулезности они прокалывались на мелочах. Например, абвер наладил выпуск фальшивых орденов Красной Звезды, которыми снабжал агентов. От настоящего не отличить. Только на подлинном ордене красноармеец был в сапогах. На фальшивом - в обмотках.
Или красноармейские книжки. Они сшивали их не железными, а никелированными скрепками. Достаточно было взять в руки, чтобы понять: если нет следов ржавчины - документ поддельный.
Помню, в районе Тирасполя к нам пришел пастух. Рассказал, что в прифронтовой полосе видел выброску каких-то парашютистов.
Мы начали проверять. В том районе на дне оврага нашли 5 зарытых парашютов. Командование заволновалось. Войска готовились к Ясско-Кишиневской операции. Шпионы могли сорвать все планы.
Оперативные группы принялись прочесывать местность. Через пару дней местный косарь сообщил, что встретил трех подозрительных солдат. Они угостили его сигаретой, хотя это было неслыханной роскошью. А при появлении военных засуетились и ушли.
Косарь запомнил, что у одного из них на вещмешке карандашом было написано число 23. Очень ценная зацепка! Она и помогла-то нам обнаружить первого шпиона: в 194-м запасном полку.
Допрашиваю его. "Откуда прибыл?" - "Был ранен, лежал в Тамбове". А я-то сам - тамбовский. "В каком госпитале? Какая улица?" Называет. Тогда беру красноармейскую книжку: скрепки никелированные.
Деваться некуда, пришлось сознаваться. Выдал своих напарников...
О заградотрядах говорят сейчас немало. Самое расхожее обвинение: Смерш и заградотряды стреляли в спину нашим солдатам.
Не могу отвечать за все фронты, но на моей памяти такого не было. Заградотряд использовали мы в основном для поисков диверсантов и шпионов. Борьба с немецкой разведкой - это же была основная наша задача.
Уже после войны, когда я работал в аппарате КГБ, имел доступ к особой папке. Кое-что даже выписал себе на память. За годы войны Смерш разоблачил 30 тысяч шпионов, 3, 5 тысячи диверсантов, 6 тысяч террористов. Только в период обороны Москвы чекисты задержали 50 развед-диверсионных групп.
Абвер был сильным противником. Хотя поначалу действовали немцы довольно грубо. Недостатка в людях у них не было. Забрасывали агентуру массово, без подготовки. Легенды давали примитивные, документы прикрытия - слабые (а то и не давали вовсе).
Но потом абвер учел свои ошибки. Стали создаваться специальные разведшколы. Агентуру начали подбирать выборочно.
Эти перемены мы почувствовали сразу. Смерш же ведал и зафронтовой разведкой. Были специальные отделы, которые организовывали заброску в тыл противника, внедряли агентуру в немецкие разведшколы.
Потом, по возвращении, эти люди очень здорово нам помогали. С их помощью мы разоблачили множество вражеских диверсантов. Вместе с оперативниками они объезжали станции, места массового скопления: опознавали тех, с кем учились в разведшколах. Были и специальные книги розыска, куда заносили данные обо всех известных агентах абвера.
Ну и, конечно, большое значение имели меры предосторожности. Регулярно во всех документах менялись зашифрованные метки. Немцы просто не успевали угнаться за нами. Странное дело: при всей своей скрупулезности они прокалывались на мелочах. Например, абвер наладил выпуск фальшивых орденов Красной Звезды, которыми снабжал агентов. От настоящего не отличить. Только на подлинном ордене красноармеец был в сапогах. На фальшивом - в обмотках.
Или красноармейские книжки. Они сшивали их не железными, а никелированными скрепками. Достаточно было взять в руки, чтобы понять: если нет следов ржавчины - документ поддельный.
Помню, в районе Тирасполя к нам пришел пастух. Рассказал, что в прифронтовой полосе видел выброску каких-то парашютистов.
Мы начали проверять. В том районе на дне оврага нашли 5 зарытых парашютов. Командование заволновалось. Войска готовились к Ясско-Кишиневской операции. Шпионы могли сорвать все планы.
Оперативные группы принялись прочесывать местность. Через пару дней местный косарь сообщил, что встретил трех подозрительных солдат. Они угостили его сигаретой, хотя это было неслыханной роскошью. А при появлении военных засуетились и ушли.
Косарь запомнил, что у одного из них на вещмешке карандашом было написано число 23. Очень ценная зацепка! Она и помогла-то нам обнаружить первого шпиона: в 194-м запасном полку.
Допрашиваю его. "Откуда прибыл?" - "Был ранен, лежал в Тамбове". А я-то сам - тамбовский. "В каком госпитале? Какая улица?" Называет. Тогда беру красноармейскую книжку: скрепки никелированные.
Деваться некуда, пришлось сознаваться. Выдал своих напарников...
ШПИОН ИЗ "МЕТРОПОЛЯ"
...Они должны были взорвать мост в районе Балты. И главного их - капитана - тоже взяли. Он получил уже назначение в отдел кадров 5-й Ударной армии. Представляете, какой вред этот шпион мог нанести?
Самое, наверное, занятное разоблачение случилось тогда же - накануне кишиневского наступления. Через зафронтовую агентуру нам сообщили, что в 49-й стрелковой дивизии находится агент абвера. Была известна его фамилия. И еще - что перед войной он работал поваром в "Метрополе".
Данных достаточно. Послали шифровку в Смерш дивизии. Но оттуда отвечают: такого человека у нас нет. Тогда выезжаю сам.
Еле-еле переправился на плацдарм - со всех сторон дивизия обстреливалась немцами. Приказал собрать все списки, включая убитых, раненых и командированных. Изучал три дня. Действительно, нет шпиона.
Собрался уже уезжать. На рассвете начальник Смерша накрыл завтрак. Что за черт, думаю, больно вкусно приготовлено.
А подполковник - Васильев его фамилия - похваляется: у меня, мол, во взводе охраны служит профессиональный повар. Сказал - и буквально окаменел: понял, что списков смершевского взвода мы-то и не проверяли!
Стали смотреть: точно, та самая фамилия. Это он - повар-шпион. Но как доставить его с крохотного плацдарма не вспугнув?
Вызываю на беседу. В штабе армии, говорю, у нашего генерала больной желудок. Нужно диетпитание. Не согласитесь ли вы у нас послужить?
Он, понятно, с радостью. Оформляем ему документы на убытие. Привозим в армейский Смерш. Тут-то шпион и раскололся.
Оказалось, он чуть-чуть не ушел к немцам с собранными уже данными о готовящемся наступлении. И что особенно опасно, собирался похитить оперативные документы из отдела контрразведки... Конечно, могли быть и ошибки. И зафронтовая агентура могла дать неверные данные, и оперативник мог не разобраться. На то и война. Сам я ошибся один только раз. Да и то крайне удачно. Я служил тогда в 5-й Ударной. Приходит информация, что в наших частях скрывается немецкий агент Петров. Ранее он жил в Херсоне, служил радистом в абвере. Находим Петрова. Начинаю допрашивать. Говорит, что во время оккупации был в Белоруссии, а значит, в Херсоне служить никак не мог. Неужели ошибка?
Самое, наверное, занятное разоблачение случилось тогда же - накануне кишиневского наступления. Через зафронтовую агентуру нам сообщили, что в 49-й стрелковой дивизии находится агент абвера. Была известна его фамилия. И еще - что перед войной он работал поваром в "Метрополе".
Данных достаточно. Послали шифровку в Смерш дивизии. Но оттуда отвечают: такого человека у нас нет. Тогда выезжаю сам.
Еле-еле переправился на плацдарм - со всех сторон дивизия обстреливалась немцами. Приказал собрать все списки, включая убитых, раненых и командированных. Изучал три дня. Действительно, нет шпиона.
Собрался уже уезжать. На рассвете начальник Смерша накрыл завтрак. Что за черт, думаю, больно вкусно приготовлено.
А подполковник - Васильев его фамилия - похваляется: у меня, мол, во взводе охраны служит профессиональный повар. Сказал - и буквально окаменел: понял, что списков смершевского взвода мы-то и не проверяли!
Стали смотреть: точно, та самая фамилия. Это он - повар-шпион. Но как доставить его с крохотного плацдарма не вспугнув?
Вызываю на беседу. В штабе армии, говорю, у нашего генерала больной желудок. Нужно диетпитание. Не согласитесь ли вы у нас послужить?
Он, понятно, с радостью. Оформляем ему документы на убытие. Привозим в армейский Смерш. Тут-то шпион и раскололся.
Оказалось, он чуть-чуть не ушел к немцам с собранными уже данными о готовящемся наступлении. И что особенно опасно, собирался похитить оперативные документы из отдела контрразведки... Конечно, могли быть и ошибки. И зафронтовая агентура могла дать неверные данные, и оперативник мог не разобраться. На то и война. Сам я ошибся один только раз. Да и то крайне удачно. Я служил тогда в 5-й Ударной. Приходит информация, что в наших частях скрывается немецкий агент Петров. Ранее он жил в Херсоне, служил радистом в абвере. Находим Петрова. Начинаю допрашивать. Говорит, что во время оккупации был в Белоруссии, а значит, в Херсоне служить никак не мог. Неужели ошибка?
ПОХИЩЕНИЕ ГИММЛЕРА
...Но прежде чем отпустить, задаю последний вопрос: а была ли у вас вторая фамилия? Гляжу, засмущался. Потом говорит: в родной деревне звали меня Бобок.
Проверили по книгам розыска: точно, есть Бобок, из Белоруссии. Предатель и полицай. На допросе он во всем признался. Не возьми мы его - ушел бы к немцам: со дня на день собирался бежать...
...Был я недавно на Поклонной горе. Все аллеи названы там по родам войск: танкистов, летчиков. А аллеи чекистов - нет.
Даже обидно мне стало. Ведь каждым своим разоблачением мы спасали тысячи жизней. Благодаря нам враг был слеп. Он не знал планов командования, а значит, не мог подготовиться к войсковым операциям.
Если бы не Смерш, может, и победа наступила бы гораздо позже. Не в мае 45-го, а, скажем, в октябре...
...Сам я войну окончил в Берлине, уже майором, начальником отделения Смерша 5-й Ударной. Народ, конечно, был на немцев злой. Понятно, и насилия хватало.
Мы как могли, пытались с этим бороться. ГлавПУРу пришлось даже выпускать специальную директиву. Что мы пришли в Германию не как завоеватели, а как освободители.
Вот много говорят о мародерстве. Дескать, целыми эшелонами вывозили ценности. Чего скрывать: всякое было. Но ни у кого из моих товарищей таких мыслей даже не возникало. А возможностей-то было с избытком.
Я лично держал в руках 7 - 8 кителей Гитлера. На каждом - именные значки НСДАП из чистого золота. Одного такого хватило бы на всю жизнь. Но, видно, по-другому мы были устроены.
Я ведь возглавлял одну из оперативных групп - от 5-й Ударной армии - по поиску главных преступников: Гитлера, Риббентропа, Гиммлера и др.
И именно мои подчиненные на территории рейхсканцелярии нашли тело Геббельса: конкретно - майор Зыбин.
Но случилась накладка. В зыбинский "Опель" тело не влезло. А пока искали полуторку, объявился "конкурент" - начальник Смерша 3-й Ударной Мирошниченко. Подошел к Зыбину: ну-ка, показывайте, что у вас.
Тот по дурости и доложил. А Мирошниченко тут же приказывает подчиненным: забрать к себе. Зыбин пытался было трофей отстоять, но силы оказались неравны, И Гитлера отыскали тоже наши...
Проверили по книгам розыска: точно, есть Бобок, из Белоруссии. Предатель и полицай. На допросе он во всем признался. Не возьми мы его - ушел бы к немцам: со дня на день собирался бежать...
...Был я недавно на Поклонной горе. Все аллеи названы там по родам войск: танкистов, летчиков. А аллеи чекистов - нет.
Даже обидно мне стало. Ведь каждым своим разоблачением мы спасали тысячи жизней. Благодаря нам враг был слеп. Он не знал планов командования, а значит, не мог подготовиться к войсковым операциям.
Если бы не Смерш, может, и победа наступила бы гораздо позже. Не в мае 45-го, а, скажем, в октябре...
...Сам я войну окончил в Берлине, уже майором, начальником отделения Смерша 5-й Ударной. Народ, конечно, был на немцев злой. Понятно, и насилия хватало.
Мы как могли, пытались с этим бороться. ГлавПУРу пришлось даже выпускать специальную директиву. Что мы пришли в Германию не как завоеватели, а как освободители.
Вот много говорят о мародерстве. Дескать, целыми эшелонами вывозили ценности. Чего скрывать: всякое было. Но ни у кого из моих товарищей таких мыслей даже не возникало. А возможностей-то было с избытком.
Я лично держал в руках 7 - 8 кителей Гитлера. На каждом - именные значки НСДАП из чистого золота. Одного такого хватило бы на всю жизнь. Но, видно, по-другому мы были устроены.
Я ведь возглавлял одну из оперативных групп - от 5-й Ударной армии - по поиску главных преступников: Гитлера, Риббентропа, Гиммлера и др.
И именно мои подчиненные на территории рейхсканцелярии нашли тело Геббельса: конкретно - майор Зыбин.
Но случилась накладка. В зыбинский "Опель" тело не влезло. А пока искали полуторку, объявился "конкурент" - начальник Смерша 3-й Ударной Мирошниченко. Подошел к Зыбину: ну-ка, показывайте, что у вас.
Тот по дурости и доложил. А Мирошниченко тут же приказывает подчиненным: забрать к себе. Зыбин пытался было трофей отстоять, но силы оказались неравны, И Гитлера отыскали тоже наши...
КЕЙТЕЛЬ И СМЕРШ
...Только "конкуренты" опять обошли - выкрали через забор и увезли. Потом, после опознания, его закопали на территории контрразведки армии.
...Последнее боевое задание мне пришлось выполнять в мае 45-го. В составе опергруппы обеспечивать безопасность при подписании капитуляции.
Берлин еще горел. Во что бы то ни стало нам надо было сохранить жизнь фельдмаршалу Кейтелю. Рано утром 8 мая он прилетел в аэропорт Темпельгорф. По всему маршруту его следования расположилась охрана.
Сам я охранял здание училища, где шло подписание. И, понятно, не смог отказать себе в удовольствии: заглянул внутрь.
Когда Кейтель и немецкая делегация вошли в зал, они переглянулись. Оказывается, ковер, которым был устлан зал, лежал раньше в кабинете Гитлера. И они его узнали.
А после подписания немцев увезли в соседний особняк. Долго думали, чем кормить. Пошли к Жукову. "Дать им, гадам, все, - распорядился маршал. - Они знали нас во время войны, пусть знают и после".
...Не скоро еще удалось мне покинуть Берлин. Работы хватало. Только в конце 40-х - уже после упразднения Смерша - вернулся в Союз. Впереди меня ждали новые бои и сражения - в самых разных уголках страны и даже за ее пределами.
Военные контрразведчики тем и отличаются от кадровых военных, что война не прекращается для нас никогда...
...Последнее боевое задание мне пришлось выполнять в мае 45-го. В составе опергруппы обеспечивать безопасность при подписании капитуляции.
Берлин еще горел. Во что бы то ни стало нам надо было сохранить жизнь фельдмаршалу Кейтелю. Рано утром 8 мая он прилетел в аэропорт Темпельгорф. По всему маршруту его следования расположилась охрана.
Сам я охранял здание училища, где шло подписание. И, понятно, не смог отказать себе в удовольствии: заглянул внутрь.
Когда Кейтель и немецкая делегация вошли в зал, они переглянулись. Оказывается, ковер, которым был устлан зал, лежал раньше в кабинете Гитлера. И они его узнали.
А после подписания немцев увезли в соседний особняк. Долго думали, чем кормить. Пошли к Жукову. "Дать им, гадам, все, - распорядился маршал. - Они знали нас во время войны, пусть знают и после".
...Не скоро еще удалось мне покинуть Берлин. Работы хватало. Только в конце 40-х - уже после упразднения Смерша - вернулся в Союз. Впереди меня ждали новые бои и сражения - в самых разных уголках страны и даже за ее пределами.
Военные контрразведчики тем и отличаются от кадровых военных, что война не прекращается для нас никогда...
ВМЕСТО ПОСЛЕСЛОВИЯ:
Валентин ВОРОНОВ, историк, автор ряда книг о советских спецслужбах:
- В современной трактовке деятельности Смерша вымысла больше, чем правды. Ну, например, расхожая версия, что Смерш имел абсолютную власть и мог арестовать и расстрелять любого. Это не так.
Для ареста необходимо было предварительно получить согласие военного командования. Нередки были случаи, когда на подобные просьбы следовал отказ, ведь во время войны армейская среда чувствовала себя весьма независимо. (Достаточно вспомнить, что Абакумов, начальник ГУКР Смерш, пробыл в ранге зам. наркома обороны всего месяц. У него возникли конфликты с другими руководителями Наркомата, и Сталин снял его.)
Не столь массовыми были и репрессии. Спецлагеря НКВД, через которые пропускали побывавших в плену и в окружении военнослужащих, появились только в 42-м (кстати, подчинялись они не Смершу, а НКВД). Так вот, на конец 44-го сквозь них прошли 354 тысячи 592 человека (включая 50441 офицера). 80% - возвратились в строй. Лишь 18 тысяч были отправлены в штурмовые батальоны (так официально именовались штрафбаты). По данным на октябрь 44-го, с начала войны Смерш арестовал 11566 человек.
Теперь - о заградотрядах. Вопреки бытующему мнению Смерш не имел к ним отношения. Созданные по приказу Сталина, они подчинялись политработникам и формировали их из обычных военнослужащих.
У Смерша были свои отряды: заградительно-контрольные. Довольно малочисленные (на полк приходилось 3 - 4 человека.) Только действовали они не на фронте) а в ближнем тылу. И занимались отсеиванием дезертиров подозрительных элементов: нечто вроде современных блокпостов.
- В современной трактовке деятельности Смерша вымысла больше, чем правды. Ну, например, расхожая версия, что Смерш имел абсолютную власть и мог арестовать и расстрелять любого. Это не так.
Для ареста необходимо было предварительно получить согласие военного командования. Нередки были случаи, когда на подобные просьбы следовал отказ, ведь во время войны армейская среда чувствовала себя весьма независимо. (Достаточно вспомнить, что Абакумов, начальник ГУКР Смерш, пробыл в ранге зам. наркома обороны всего месяц. У него возникли конфликты с другими руководителями Наркомата, и Сталин снял его.)
Не столь массовыми были и репрессии. Спецлагеря НКВД, через которые пропускали побывавших в плену и в окружении военнослужащих, появились только в 42-м (кстати, подчинялись они не Смершу, а НКВД). Так вот, на конец 44-го сквозь них прошли 354 тысячи 592 человека (включая 50441 офицера). 80% - возвратились в строй. Лишь 18 тысяч были отправлены в штурмовые батальоны (так официально именовались штрафбаты). По данным на октябрь 44-го, с начала войны Смерш арестовал 11566 человек.
Теперь - о заградотрядах. Вопреки бытующему мнению Смерш не имел к ним отношения. Созданные по приказу Сталина, они подчинялись политработникам и формировали их из обычных военнослужащих.
У Смерша были свои отряды: заградительно-контрольные. Довольно малочисленные (на полк приходилось 3 - 4 человека.) Только действовали они не на фронте) а в ближнем тылу. И занимались отсеиванием дезертиров подозрительных элементов: нечто вроде современных блокпостов.