Распечатать
"ПРИГОВОР ПРИВЕДЕН В ИСПОЛНЕНИЕ"
20.12.2003
В конце декабря 1953 года в советских газетах были опубликованы официальные сообщения о расстреле бывшего первого заместителя председателя Совета министров и министра внутренних дел СССР Лаврентия Берии. Впрочем, вы, наши уважаемые читатели, помните, что "Красная звезда" уже рассказывала об этих событиях полувековой давности, излагала версии и обстоятельства падения одного из самых влиятельных лиц в ближайшем окружении Сталина. На те публикации мы получили немало различных откликов и телефонных звонков, хотя все обратившиеся в редакцию были едины в одном: не вся правда о 53-м годе еще сказана, многие документы остаются пока еще недоступными для исследователей. Поэтому наш заключительный материал на эту тему не преследует невозможной цели полностью раскрыть детали ареста и расстрела Берии - мы только пытаемся понять причины раскола в среде сталинских соратников.
Уже после распада СССР некоторые историки вдруг стали высказывать мнение, что если бы Берия "сохранился во власти" и их с Маленковым "тандем" взял бы верх в Кремле, то в результате в СССР были бы инициированы глубокие реформы, направленные на модернизацию промышленности, либерализацию экономики и укрепление государственного аппарата. Тем самым в результате было бы продлено существование советской системы.
Представляется, что это заблуждение. Продуманной программы преобразований у возможного "тандема" не было, да и расстановка сил в высшем эшелоне советской номенклатуры была такова, что Берия, даже при поддержке главы правительства, был обречен на поражение в противостоянии с партийным аппаратом, возглавляемым Хрущевым.
На руку организаторам операции 26 июня 1953 года играло то, что позиции Берии в МВД совсем не были так сильны, как обычно принято считать. Ведь он вернул на ключевые роли в органах госбезопасности лишь небольшую группу чекистов, попавших в опалу при Игнатьеве (1951-1952 гг.) или раньше, во времена Абакумова. Известно, что еще в августе 1946 года Сталин распорядился укрепить МГБ в кадровом отношении: тогда на основании решения Политбюро в органы госбезопасности было направлено около шести тысяч коммунистов и комсомольцев, зато из их рядов были начисто уволены сотрудники, обвиненные в "космополитизме" - вне зависимости от опыта и заслуг, подчас очень даже немалых, в том числе и в годы войны. Поэтому получилось, что "костяк" среднего звена МВД составили сотрудники, сделавшие карьеру в 1946-1953 годах, т.е. когда Берия уже не мог оказывать заметного влияния на расстановку кадров.
Весной 1953-го в Министерстве внутренних дел многих уже раздражала бериевская "игра" в либерализм. Став министром, Лаврентий Павлович запретил избиения и пытки заключенных, к чему в органах уже привыкли. В начале апреля он даже подписал приказ по министерству, в котором осуждались "жестокие избиения арестованных, круглосуточное применение наручников на вывернутые за спину руки... длительное лишение сна, заключение арестованных в раздетом виде в холодный карцер". Министр потребовал прекратить применение к арестованным мер физического воздействия, уничтожить все орудия пыток.
Внутреннее неприятие у многих вызвало и указание нового руководителя пересмотреть ряд особо важных "политических дел", в том числе дела арестованных врачей, бывших работников МГБ и Главного артиллерийского управления военного министерства. Было также признано, что в 1946 году была необоснованно осуждена группа руководящих работников авиационной промышленности и командования ВВС и что в их делах отсутствует состав преступления. С непониманием было встречено и решение прекратить "агентурно-оперативную работу в области сельского хозяйства", - кстати, после падения Берии это указание было истолковано его бывшими коллегами как "враждебный замысел", нацеленный на "подрыв колхозного строя". В общем, недовольных Берией в МВД было более чем достаточно...
Своей активностью по амнистированию необоснованно арестованных и наказанию виновных в этом сотрудников госбезопасности Берия также настроил против себя и Маленкова, чьей ахиллесовой пятой были дело врачей и дело об Антифашистском еврейском комитете (ЕАК). Министр госбезопасности Игнатьев, выдвиженец Георгия Максимилиановича, пытался "раскрутить" их в 1951 - начале 1953 года при его же непосредственном участии.
Между тем Хрущев, сам исподволь готовившийся к прыжку к высшей власти, старательно подыгрывал Лаврентию Павловичу: дело Рюмина - Игнатьева позволяло ему, во-первых, ослабить Предсовмина, "по ленинской традиции" председательствовавшего на заседаниях Президиума ЦК, а во-вторых, рассорить Берию и Маленкова, чтобы обрести последнего в свои союзники. Однако "копание" в политических делах конца 1940-х - начала 1950-х годов в какой-то мере задевало и Хрущева, который с декабря 1949 года как секретарь ЦК был вынужден заниматься персональными делами высокопоставленных коммунистов, в том числе и "ленинградской группы". Поэтому промедление в интриге против Берии было для Хрущева "смерти подобно".
К лету 1953 года у Никиты Сергеевича, ставшего в Президиуме ЦК главным выразителем интересов номенклатурных партийных работников, накопилось немало вопросов к "другу Лаврентию". Но он задал их уже после ареста министра - на пленуме ЦК, посвященном обсуждению вопроса "О преступных антипартийных и антигосударственных действиях Берии". Здесь Лаврентий Павлович, прежде всего, обвинялся в попытке ограничить функции партийных комитетов решением кадровых вопросов и идеологической работой, поколебать сам принцип партийного руководства. Это, как заявил Хрущев, исходило из сознания Берии, что "роль партии должна отойти на второй план".
Никита Сергеевич так преподнес членам ЦК взгляды Берии на роль партии: "Что ЦК? Пусть Совмин все решает, а ЦК пусть занимается кадрами и пропагандой". Значит, сделал вывод Хрущев, "Берия исключает руководящую роль партии, ограничивает ее роль работой с кадрами (и то, видимо, на первых порах) и пропагандой. Разве это марксистско-ленинский взгляд на партию? Разве так учили нас Ленин и Сталин относиться к партии?"
Понятное раздражение аппарата ЦК партии вызывало и то, что "под давлением Берии" наиболее важные вопросы политики государства, в том числе и внешней, стали обсуждаться не на Президиуме ЦК, а на заседаниях президиума Совмина. Кстати, решения ЦК теперь подписывались не "старшим" его секретарем (подпись до марта 1953-го ставил Сталин), а просто "Президиум ЦК КПСС". На его заседаниях председательствовал Маленков как глава исполнительной власти, а секретарю ЦК Хрущеву теперь поручалось вести только заседания секретариата. Все это воспринималось партийными функционерами как опасная тенденция разделения партийной и государственной "ветвей" власти, что было чревато ослаблением их позиций на советском Олимпе.
Наконец, партаппарат возмущала фактическая неподконтрольность региональных структур МВД, их попытки отслеживать деятельность партийных работников, вмешиваться в их работу. Так, весной 1953 года Берия настоял на кадровых перестановках в "западных" советских республиках, выдвижении на первые роли национальных кадров вместо присланных из Москвы русских работников, не знавших местной специфики. Лишился поста первого секретаря ЦК КП Украины Л. Мельников, 6 июня его освободили и от обязанностей кандидата в члены Президиума ЦК КПСС. Встал вопрос о замене первого секретаря ЦК КП Белоруссии Н. Патоличева...
Как опасная ересь рассматривалось даже принятое по инициативе Берии решение Президиума ЦК от 9 мая "Об оформлении колонн демонстрантов и зданий предприятий, учреждений и организаций в дни государственных праздников". Этим решением отменялась существовавшая со времен Октябрьской революции практика использования портретов членов партийного руководства на праздничных мероприятиях.
Таким образом, к роковому для Берии 26 июня у него не было поддержки ни главы правительства Маленкова, ни партийного аппарата, начинавшего сплачиваться вокруг Хрущева, ни даже значительной части органов госбезопасности. На сочувствие армии министру внутренних дел также рассчитывать не приходилось. Генералитет хорошо знал о его роли в репрессиях, которым немало военных подверглось и после 1938 года.
Ненавидели Берию и "старики": Молотов, Каганович, Микоян, Ворошилов, которые не могли простить ему интриг против них в 1940-е годы. Для народа же в 1953-м Берия был олицетворением репрессивной машины Сталина, продолжателем дела Ягоды - Ежова, виновником гибели многих невинных людей в тюрьмах и лагерях.
Лаврентий Павлович не мог использовать даже и свой "силовой потенциал". Да, к нему, помимо первого заместителя начальника Генштаба генерала Штеменко, были близки генералы Иван Масленников (курировавший как заместитель министра внутренних дел внутренние войска) и Павел Артемьев (командующий войсками Московского военного округа). Берия хорошо знал их еще по работе в наркомате внутренних войск, чем, возможно, и объяснялась некоторая его беспечность: Московский регион, как он считал, контролируют "его" силовики.
Однако думается, что оба прошедших фронт генерала не были склонны к авантюризму и вряд ли бы согласились участвовать в захвате власти, задумай Берия таковой. Скорее, они выполнили бы свой долг, прикажи им Маленков арестовать "команду Хрущева" в случае обнародования их планов. Но Маленков, как известно, предпочел с Никитой Сергеевичем договориться...
Свою роковую для Берии роль сыграло и то, что за годы войны партаппарат сумел укрепить свое влияние в народе, подорванное в 1930-е годы неумно проведенной коллективизацией и массовыми репрессиями. Самоотверженность многих партийных работников низового и среднего звена на фронте и в тылу позволила Компартии заметно поднять свой авторитет. "Коммунисты - вперед" - это был не только лозунг...
Возвращение в обкомы и райкомы закаленных войной партработников создало в структурах власти качественно новую морально-психологическую ситуацию. Арест Абакумова, реализация сталинских решений об усилении партийного влияния в органах госбезопасности позволили партаппарату относиться к силовым структурам государства иначе, без прежнего полумистического страха. К тому же в годы войны было преодолено известное отчуждение между партийными работниками, военными и сотрудниками госбезопасности на местах - совместное решение задач консолидировало все звенья системы управления страной. "Аппаратные игры" продолжались в основном в высших эшелонах власти.
Поэтому летом 1953 года мощная вертикаль партийных комитетов, опиравшихся на доверие значительной части населения, давала Хрущеву явное преимущество в противостоянии и с министром внутренних дел, и с председателем Совмина, чем Никита Сергеевич успешно и воспользовался...
Отчуждению от Берии остальных членов Президиума ЦК способствовала также его особая позиция по "германскому вопросу". Советских лидеров ситуация в "западном форпосте" беспокоила с первых же месяцев существования ГДР. В частности, развернутая западными спецслужбами антисоветская пропаганда воспринималась многими восточными немцами - не без ее влияния только с начала 1950 года из республики бежали на Запад более 400 тысяч человек... 27 мая 1953 года, за месяц до ареста Лаврентия Павловича, вопрос о положении в ГДР обсуждался на заседании Президиума Совмина СССР.
Участники заседания получили подготовленный Берией проект постановления "Вопросы ГДР", в котором констатировалось, что "основной причиной неблагополучного положения в ГДР является ошибочный в нынешних условиях курс на строительство социализма..." В связи с этим предлагалось "отказаться в настоящее время от курса на строительство социализма в ГДР и создания колхозов в деревне", "пересмотреть проведенные в последнее время правительством ГДР мероприятия по вытеснению и ограничению капиталистических элементов в промышленности, в торговле и сельском хозяйстве, имея в виду отменить в основном эти мероприятия". Документ был завизирован основными политическими фигурами - Маленковым, Хрущевым, Булганиным.
Однако министр иностранных дел Молотов категорически не согласился с позицией Берии, считая, что критики заслуживает не "курс на строительство социализма", а "форсирование социалистического строительства". Его неожиданно - для Берии и Маленкова - поддержали Хрущев, Булганин и Микоян. Оставшись в меньшинстве, Предсовмина с министром внутренних дел вынуждены были отступить.
Микоян так описывал случившееся: "После смерти Сталина разногласия в коллективном руководстве обнаружились по вопросу о ГДР. Берия, видимо, сговорившись с Маленковым предварительно, до заседания (я так понял, потому что на заседании тот не возражал Берии и вообще молчал), высказал в отношении ГДР неправильную мысль, вроде того, что де "нам не следует цепляться за ГДР: какой там социализм можно построить?" и прочее. По сути, речь шла о том, чтобы согласиться на поглощение ГДР Западной Германией.
Первым против этого предложения выступил Хрущев, доказывая, что мы должны отстоять ГДР и никому не отдавать ее, что бы ни случилось. Молотов высказался в том же духе. Третьим так же выступил я, затем другие. Поддержал нас и Булганин. Берия и Маленков остались в меньшинстве. Это, конечно, стало большим ударом по их авторитету и доказательством того, что они не пользуются абсолютным влиянием. Они претендовали на ведущую роль в Президиуме, и вдруг такое поражение! Позднее я узнал от Хрущева, что Берия по телефону грозил Булганину, что если тот будет так себя вести, то может потерять пост министра обороны".
Это было, по существу, первое серьезное "аппаратное" поражение Маленкова, претендовавшего тогда на роль нового советского вождя: Председатель Совмина, член Президиума ЦК, ведущий, как Ленин и Сталин, его заседания. Георгий Максимилианович сразу увидел, что поддержка им радикальных начинаний Лаврентия Павловича чревата ослаблением его позиций в Кремле, а вскоре он обнаружит, что Берия, сводя личные счеты с Игнатьевым, роет яму и ему самому.
За "послесталинские" месяцы 1953-го Берия ухитрился испортить отношения со всеми чле
Уже после распада СССР некоторые историки вдруг стали высказывать мнение, что если бы Берия "сохранился во власти" и их с Маленковым "тандем" взял бы верх в Кремле, то в результате в СССР были бы инициированы глубокие реформы, направленные на модернизацию промышленности, либерализацию экономики и укрепление государственного аппарата. Тем самым в результате было бы продлено существование советской системы.
Представляется, что это заблуждение. Продуманной программы преобразований у возможного "тандема" не было, да и расстановка сил в высшем эшелоне советской номенклатуры была такова, что Берия, даже при поддержке главы правительства, был обречен на поражение в противостоянии с партийным аппаратом, возглавляемым Хрущевым.
На руку организаторам операции 26 июня 1953 года играло то, что позиции Берии в МВД совсем не были так сильны, как обычно принято считать. Ведь он вернул на ключевые роли в органах госбезопасности лишь небольшую группу чекистов, попавших в опалу при Игнатьеве (1951-1952 гг.) или раньше, во времена Абакумова. Известно, что еще в августе 1946 года Сталин распорядился укрепить МГБ в кадровом отношении: тогда на основании решения Политбюро в органы госбезопасности было направлено около шести тысяч коммунистов и комсомольцев, зато из их рядов были начисто уволены сотрудники, обвиненные в "космополитизме" - вне зависимости от опыта и заслуг, подчас очень даже немалых, в том числе и в годы войны. Поэтому получилось, что "костяк" среднего звена МВД составили сотрудники, сделавшие карьеру в 1946-1953 годах, т.е. когда Берия уже не мог оказывать заметного влияния на расстановку кадров.
Весной 1953-го в Министерстве внутренних дел многих уже раздражала бериевская "игра" в либерализм. Став министром, Лаврентий Павлович запретил избиения и пытки заключенных, к чему в органах уже привыкли. В начале апреля он даже подписал приказ по министерству, в котором осуждались "жестокие избиения арестованных, круглосуточное применение наручников на вывернутые за спину руки... длительное лишение сна, заключение арестованных в раздетом виде в холодный карцер". Министр потребовал прекратить применение к арестованным мер физического воздействия, уничтожить все орудия пыток.
Внутреннее неприятие у многих вызвало и указание нового руководителя пересмотреть ряд особо важных "политических дел", в том числе дела арестованных врачей, бывших работников МГБ и Главного артиллерийского управления военного министерства. Было также признано, что в 1946 году была необоснованно осуждена группа руководящих работников авиационной промышленности и командования ВВС и что в их делах отсутствует состав преступления. С непониманием было встречено и решение прекратить "агентурно-оперативную работу в области сельского хозяйства", - кстати, после падения Берии это указание было истолковано его бывшими коллегами как "враждебный замысел", нацеленный на "подрыв колхозного строя". В общем, недовольных Берией в МВД было более чем достаточно...
Своей активностью по амнистированию необоснованно арестованных и наказанию виновных в этом сотрудников госбезопасности Берия также настроил против себя и Маленкова, чьей ахиллесовой пятой были дело врачей и дело об Антифашистском еврейском комитете (ЕАК). Министр госбезопасности Игнатьев, выдвиженец Георгия Максимилиановича, пытался "раскрутить" их в 1951 - начале 1953 года при его же непосредственном участии.
Между тем Хрущев, сам исподволь готовившийся к прыжку к высшей власти, старательно подыгрывал Лаврентию Павловичу: дело Рюмина - Игнатьева позволяло ему, во-первых, ослабить Предсовмина, "по ленинской традиции" председательствовавшего на заседаниях Президиума ЦК, а во-вторых, рассорить Берию и Маленкова, чтобы обрести последнего в свои союзники. Однако "копание" в политических делах конца 1940-х - начала 1950-х годов в какой-то мере задевало и Хрущева, который с декабря 1949 года как секретарь ЦК был вынужден заниматься персональными делами высокопоставленных коммунистов, в том числе и "ленинградской группы". Поэтому промедление в интриге против Берии было для Хрущева "смерти подобно".
К лету 1953 года у Никиты Сергеевича, ставшего в Президиуме ЦК главным выразителем интересов номенклатурных партийных работников, накопилось немало вопросов к "другу Лаврентию". Но он задал их уже после ареста министра - на пленуме ЦК, посвященном обсуждению вопроса "О преступных антипартийных и антигосударственных действиях Берии". Здесь Лаврентий Павлович, прежде всего, обвинялся в попытке ограничить функции партийных комитетов решением кадровых вопросов и идеологической работой, поколебать сам принцип партийного руководства. Это, как заявил Хрущев, исходило из сознания Берии, что "роль партии должна отойти на второй план".
Никита Сергеевич так преподнес членам ЦК взгляды Берии на роль партии: "Что ЦК? Пусть Совмин все решает, а ЦК пусть занимается кадрами и пропагандой". Значит, сделал вывод Хрущев, "Берия исключает руководящую роль партии, ограничивает ее роль работой с кадрами (и то, видимо, на первых порах) и пропагандой. Разве это марксистско-ленинский взгляд на партию? Разве так учили нас Ленин и Сталин относиться к партии?"
Понятное раздражение аппарата ЦК партии вызывало и то, что "под давлением Берии" наиболее важные вопросы политики государства, в том числе и внешней, стали обсуждаться не на Президиуме ЦК, а на заседаниях президиума Совмина. Кстати, решения ЦК теперь подписывались не "старшим" его секретарем (подпись до марта 1953-го ставил Сталин), а просто "Президиум ЦК КПСС". На его заседаниях председательствовал Маленков как глава исполнительной власти, а секретарю ЦК Хрущеву теперь поручалось вести только заседания секретариата. Все это воспринималось партийными функционерами как опасная тенденция разделения партийной и государственной "ветвей" власти, что было чревато ослаблением их позиций на советском Олимпе.
Наконец, партаппарат возмущала фактическая неподконтрольность региональных структур МВД, их попытки отслеживать деятельность партийных работников, вмешиваться в их работу. Так, весной 1953 года Берия настоял на кадровых перестановках в "западных" советских республиках, выдвижении на первые роли национальных кадров вместо присланных из Москвы русских работников, не знавших местной специфики. Лишился поста первого секретаря ЦК КП Украины Л. Мельников, 6 июня его освободили и от обязанностей кандидата в члены Президиума ЦК КПСС. Встал вопрос о замене первого секретаря ЦК КП Белоруссии Н. Патоличева...
Как опасная ересь рассматривалось даже принятое по инициативе Берии решение Президиума ЦК от 9 мая "Об оформлении колонн демонстрантов и зданий предприятий, учреждений и организаций в дни государственных праздников". Этим решением отменялась существовавшая со времен Октябрьской революции практика использования портретов членов партийного руководства на праздничных мероприятиях.
Таким образом, к роковому для Берии 26 июня у него не было поддержки ни главы правительства Маленкова, ни партийного аппарата, начинавшего сплачиваться вокруг Хрущева, ни даже значительной части органов госбезопасности. На сочувствие армии министру внутренних дел также рассчитывать не приходилось. Генералитет хорошо знал о его роли в репрессиях, которым немало военных подверглось и после 1938 года.
Ненавидели Берию и "старики": Молотов, Каганович, Микоян, Ворошилов, которые не могли простить ему интриг против них в 1940-е годы. Для народа же в 1953-м Берия был олицетворением репрессивной машины Сталина, продолжателем дела Ягоды - Ежова, виновником гибели многих невинных людей в тюрьмах и лагерях.
Лаврентий Павлович не мог использовать даже и свой "силовой потенциал". Да, к нему, помимо первого заместителя начальника Генштаба генерала Штеменко, были близки генералы Иван Масленников (курировавший как заместитель министра внутренних дел внутренние войска) и Павел Артемьев (командующий войсками Московского военного округа). Берия хорошо знал их еще по работе в наркомате внутренних войск, чем, возможно, и объяснялась некоторая его беспечность: Московский регион, как он считал, контролируют "его" силовики.
Однако думается, что оба прошедших фронт генерала не были склонны к авантюризму и вряд ли бы согласились участвовать в захвате власти, задумай Берия таковой. Скорее, они выполнили бы свой долг, прикажи им Маленков арестовать "команду Хрущева" в случае обнародования их планов. Но Маленков, как известно, предпочел с Никитой Сергеевичем договориться...
Свою роковую для Берии роль сыграло и то, что за годы войны партаппарат сумел укрепить свое влияние в народе, подорванное в 1930-е годы неумно проведенной коллективизацией и массовыми репрессиями. Самоотверженность многих партийных работников низового и среднего звена на фронте и в тылу позволила Компартии заметно поднять свой авторитет. "Коммунисты - вперед" - это был не только лозунг...
Возвращение в обкомы и райкомы закаленных войной партработников создало в структурах власти качественно новую морально-психологическую ситуацию. Арест Абакумова, реализация сталинских решений об усилении партийного влияния в органах госбезопасности позволили партаппарату относиться к силовым структурам государства иначе, без прежнего полумистического страха. К тому же в годы войны было преодолено известное отчуждение между партийными работниками, военными и сотрудниками госбезопасности на местах - совместное решение задач консолидировало все звенья системы управления страной. "Аппаратные игры" продолжались в основном в высших эшелонах власти.
Поэтому летом 1953 года мощная вертикаль партийных комитетов, опиравшихся на доверие значительной части населения, давала Хрущеву явное преимущество в противостоянии и с министром внутренних дел, и с председателем Совмина, чем Никита Сергеевич успешно и воспользовался...
Отчуждению от Берии остальных членов Президиума ЦК способствовала также его особая позиция по "германскому вопросу". Советских лидеров ситуация в "западном форпосте" беспокоила с первых же месяцев существования ГДР. В частности, развернутая западными спецслужбами антисоветская пропаганда воспринималась многими восточными немцами - не без ее влияния только с начала 1950 года из республики бежали на Запад более 400 тысяч человек... 27 мая 1953 года, за месяц до ареста Лаврентия Павловича, вопрос о положении в ГДР обсуждался на заседании Президиума Совмина СССР.
Участники заседания получили подготовленный Берией проект постановления "Вопросы ГДР", в котором констатировалось, что "основной причиной неблагополучного положения в ГДР является ошибочный в нынешних условиях курс на строительство социализма..." В связи с этим предлагалось "отказаться в настоящее время от курса на строительство социализма в ГДР и создания колхозов в деревне", "пересмотреть проведенные в последнее время правительством ГДР мероприятия по вытеснению и ограничению капиталистических элементов в промышленности, в торговле и сельском хозяйстве, имея в виду отменить в основном эти мероприятия". Документ был завизирован основными политическими фигурами - Маленковым, Хрущевым, Булганиным.
Однако министр иностранных дел Молотов категорически не согласился с позицией Берии, считая, что критики заслуживает не "курс на строительство социализма", а "форсирование социалистического строительства". Его неожиданно - для Берии и Маленкова - поддержали Хрущев, Булганин и Микоян. Оставшись в меньшинстве, Предсовмина с министром внутренних дел вынуждены были отступить.
Микоян так описывал случившееся: "После смерти Сталина разногласия в коллективном руководстве обнаружились по вопросу о ГДР. Берия, видимо, сговорившись с Маленковым предварительно, до заседания (я так понял, потому что на заседании тот не возражал Берии и вообще молчал), высказал в отношении ГДР неправильную мысль, вроде того, что де "нам не следует цепляться за ГДР: какой там социализм можно построить?" и прочее. По сути, речь шла о том, чтобы согласиться на поглощение ГДР Западной Германией.
Первым против этого предложения выступил Хрущев, доказывая, что мы должны отстоять ГДР и никому не отдавать ее, что бы ни случилось. Молотов высказался в том же духе. Третьим так же выступил я, затем другие. Поддержал нас и Булганин. Берия и Маленков остались в меньшинстве. Это, конечно, стало большим ударом по их авторитету и доказательством того, что они не пользуются абсолютным влиянием. Они претендовали на ведущую роль в Президиуме, и вдруг такое поражение! Позднее я узнал от Хрущева, что Берия по телефону грозил Булганину, что если тот будет так себя вести, то может потерять пост министра обороны".
Это было, по существу, первое серьезное "аппаратное" поражение Маленкова, претендовавшего тогда на роль нового советского вождя: Председатель Совмина, член Президиума ЦК, ведущий, как Ленин и Сталин, его заседания. Георгий Максимилианович сразу увидел, что поддержка им радикальных начинаний Лаврентия Павловича чревата ослаблением его позиций в Кремле, а вскоре он обнаружит, что Берия, сводя личные счеты с Игнатьевым, роет яму и ему самому.
За "послесталинские" месяцы 1953-го Берия ухитрился испортить отношения со всеми чле